Блошка

18 Дек 2012 | Автор: .

Однажды шел по селу колдун, злое сердце. И увидел за забором под персиковым деревом – мальчика. Лежит тот на мягкой перине, персики ест. А рядом женщина – срывает самые спелые плоды, подает мальчику.
Наелся тот, принялся косточки в стрекозу на ветке бросать. А женщина отошла работать по саду: лопатой копает, тяпкой окучивает, тяжелые ведра таскает.
У колдуна от удовольствия глаза заблестели, и он тихо спросил, перегнувшись через забор:
– Что не работаешь, такой большой? Не можешь или не хочешь?
– Могу, – ответил лентяй. – Но зачем, когда за меня все мамка делает?
– Ой, как мне нравится, – улыбнулся колдун, – когда люди как блошки. Люблю блошек…
Сказал – и плюнул на мальчика через забор.
Мать вернулась:
– Сынок, ты где?
– Тут я, – слышится в ответ. И ей блошка на ладонь – скок.
– Это я! – говорит блошка. – Какой-то колдун на меня плюнул – и я, видишь, кем стал! Это все ты, мамка, виновата: от меня отошла и не защитила!
Заплакала женщина. Потом выдернула из перины пушинку, устлала ею свой наперсток, чтобы было мягко, а в наперсток положила блошку.
Соседи говорят:
– Эх, предупреждали тебя, не надо его баловать. Хорошего мальчика колдун не сумел бы превратить в блоху. А теперь тебе надо идти за тридевять земель. В тридесятой земле есть родник, которого ангел небесный коснулся рукой, и вода там стала святою. Больные исцеляются, испив ее, а заколдованные – освобождаются от чар…
Вот повесила бедная женщина наперсток с блохой у себя на груди, перекрестилась и в дальний путь пошла.
Идет она днем и ночью: под солнцем горячим, под луной холодной, ни о сне, ни о еде не думает. А блошка ей:
– Мамка, я есть хочу! – Да и вопьется матери в грудь, и кровь пьет. Блохи-то, известно, чем питаются. Сначала он в наперсток возвращался, а потом вспрыгнул женщине на голову и там поселился. Сверху путь хорошо видно, по сторонам глядеть интересно. Проголодается – опять в родную мать вопьется, а та бедная терпит.
Блоха толстеет – а мать худеет. Так измучилась, что упала на тридевятой земле.
– Эй, мамка, чего разлеглась! – пищит блоха.
– Заболела я.
– Ну, немного отдохни и поднимайся, иди меня выручать!
Но она сказала:
– Наверно, не встать мне уже, сынок.
Сынок же ей:
– Обо мне подумала – чем я питаться буду?! Мамка! Умирать не смей!
– Не от усталости встать не могу, а оттого, что дорогой мой сын меня не любит… Придется тебе в тридесятую землю идти самому. Нельзя, чтобы ты блохой остался: стыдно…
И замолчала.
– Как самому? – испугался блошка. – Я маленький, я слабенький!
Посидел он еще на маме, впился еще разок перед дорогой – и прыгнул. Прыг! Скок! Блохи далеко прыгают.
«Ничего, сам доберусь…»
Тут дождь полил. Блошка спрятался под лист. А с листа свисают две дождевые капли, через них тучи в небе видно. И эти капли похожи на слезы, какие у он у мамы видел. И тревожно стало у блошки на сердце. Это он впервые в жизни свою маму пожалел.
Дождь кончился, он дальше поскакал.
Но тогда задул встречный ветер. Блошка прыгает, а ветер его как соринку обратно бросает. Тогда блошка пополз, за землю цепляясь. Долго дул встречный ветер, долго полз блошка.
А вот на пути черная река течет; через нее мостик. Только хотел блошка на него ступить, как, откуда ни возмись, появился камень: большой, черный – и, что странно, – горячий. А не миновав этот камень, на мост не ступить. Блошка хотел его перепрыгнуть, но сил не хватило. Упал он на камень, больно обжегся и скорей назад спрыгнул.
Да вспомнилась ему мама, и ее слова на прощанье. Разбежался он как следует – и прыгнул изо всей силы, и перепрыгнул большой горячий черный камень. Даже ветер блошку назад отбросить не смог.
Вот приполз он, наконец, в тридесятую землю, к святому роднику.
Отхлебнул водицы – и превратился опять в мальчика. Но не радостно ему.
«Вода святая, – подумал он. – Мамке бы… маме бы отнести поскорей».
У источника – черпачок лежит. Мальчик обрадовался, взялся за черпачок, а тот хоть мал, да весом в четыре пуда. И больше набрать не во что.
«Ой, не смогу», – испугался он. А его руки будто сами ухватили черпак, набрали из родника воды, – и мальчик потащил его. «Ой, не смогу, тяжело», – а ноги будто сами идут и идут. «Все ж надо донести, – решил он. – Только бы успеть!»
И началось тут интересное: черпак с каждой минутой вес терял. Было четыре пуда, потом два, а потом – стал легкий.
Но тут опять идти через черную реку по мосту, а у моста – теперь уже с этой стороны – черный горячий камень…
На самом же деле – то был не камень, а колдун, злое сердце.
Мальчик только хотел перешагнуть, а колдун вдруг стал похож на человека и говорит ему:
– Брось святую воду – прямо в грязь!
У мальчика колени задрожали, но он сказал:
– В ней мама нуждается. Я перед ней много виноват, пустите меня, дяденька!
Очень разозлился колдун – и столкнул его в черную реку.
– Помогите, дяденька! – просит мальчик.
– Брось святую воду, тогда выручу!
Но тот держит черпак над головой, не бросает.
А тогда явился на мосту ангел Господень, и сияет светло.
Колдун, как ни был силен и страшен, испугался, скорей обернулся черным камнем.
Ангел протянул руку мальчику, вынул из черной реки. А мальчик был весь грязный, но святую воду сберег, ни капли не пролил.
Как поставил его ангел на ноги, мальчик в миг очистился от грязи.
Ангел взял из черпака капельку – и капнул на черный камень.
Задрожал черный камень – и скорей покатился прочь. Да не удержался на узком мосту – и бултых в ту реку! Орет из грязной воды, и от него черные пузыри тоже кричат погаными голосами да грязью плюются.
Один плевок попал ангелу на белое одеяние, но мигом отскочил обратно в черную реку. Не пристала грязь к чистоте.
– Вот там и сиди до Страшного Суда, – сказал ангел колдуну. А мальчику говорит:
– Ты же, братец, проси что хочешь.
– Отнесите меня скорей к маме!
И ангел отнес его к матери. Дал ей сын испить из черпака. И вот на лице у нее опять здоровый румянец. Поднялась она, обняла сына.
Смеялись они и плакали, да светло слезки капали. Ангел с небес на добрых людей любовался и Бога славил.
Мать же та – сына более не баловала, но была к нему теперь строга с любовью мудрой, христианской.